Про роботов и людей
Станислав Ф. Ростоцкий о «Трансформерах»
В прокат выходит «Бамблби» Трэвиса Найта, приквел «Трансформеров» Майкла Бея, действие которого разворачивается в Америке 1987 года. Ретростиль, очевидно, должен растрогать 40-летних родителей, которые поведут своих детей в мультиплексы всего мира. Но у бывших советских школьников сюжет про очеловечившегося боевого робота, скорее всего, вызовет и совершенно особенные ассоциации
«Энергетический куб существовал еще до того, как время начало свой отсчет. Нам неизвестно, откуда он появился, но мы знаем, что он несет в себе силу, способную создавать миры и наполнять их жизнью. Так родилась и наша раса. Мы жили в мире и согласии, но, как часто бывает с великой силой, одни захотели употребить ее во имя добра, а другие — во имя зла. И началась война. Война, разорявшая нашу планету до тех пор, пока на ней не воцарилась смерть. А энергетический куб был утерян в глубинах космоса. Мы рассредоточились по всей Галактике в надежде вернуть его и восстановить свой родной дом. Осматривали каждую звезду, каждый мир. И когда мы уже потеряли надежду, сообщение о новом открытии заставило нас отправиться к неизвестной планете под названием Земля. Но мы опоздали…»
Таким вступлением (странно, что оно озвучивалось закадровым голосом, а не уплывало, растворяясь в космической дали, как в «Звездных войнах»), взятым как будто из графоманского научно-фантастического романа 1990-х вроде творений Эрнста Малышева или Юрия Петухова, открылась в 2007 году одна из самых прибыльных кинофраншиз нулевых. На сегодняшний день пять фильмов серии «Трансформеры» (а речь идет, разумеется, именно о них) собрали по миру без малого четыре с половиной миллиарда долларов.
Но началось все совсем не с кино. И даже по большому счету не с «энергетического куба». В 1983 году вице-президент фирмы Hasbro Джордж Дансей будто бы увидел на международной выставке игрушек в Токио фигурки из серии Diaclone и MicroChange — человекоподобных роботов, которые «легким движением руки» (точь-в-точь как брюки из «Бриллиантовой руки» становились элегантными шортами) могли превращаться в транспортные средства или предметы вроде аудиокассет или игрушечных пистолетиков. Дансей решил, что эта идея достойна продвижения на международный рынок (по той же схеме, как некоторое время назад Hasbro раскрутили свою серию солдатиков G.I. Joe, которая включала в себя собственно милитаристские куклы для мальчиков, серию комиксов Marvel и соответствующие мультсериалы) — и мир узнал о трансформерах.
Во главе угла стало бесконечное противостояние автоботов (положительных) и десептиконов (отрицательных), роботов (или, как потом их назовут, «инопланетян небиологического происхождения») с планеты Кибертрон, миллионы лет противостоящих друг другу на просторах Галактики. Вопрос о том, каким образом трансформеры-пришельцы умудрялись превращаться во вполне земные автомобили и предметы задолго до того, как в их поле зрения попала наша веселая планета, стоит оставить риторическим, но так или иначе игрушки серии имели сумасшедший успех. Так же, впрочем, как и комиксы, и мультфильмы. В 1986 году свет увидел полнометражный мультик «Трансформеры: Фильм», который по сию пору остается, пожалуй, самым интересным и художественно состоятельным высказыванием об оживших игрушках: достаточно сказать, что в оригинале трансформера Гальватрона озвучивал Леонард Нимой (инопланетянин-клингон Спок из сверхкультового «Звездного пути»), а Оптимуса Прайма — ни много ни мало сам Орсон Уэллс. «Фильм» не стал чемпионом проката (его обогнала по сборам даже анимационная история для дошколят «Мой маленький пони»), но сегодня он смотрится (а с учетом принимавших участие в озвучивании мэтров — и слушается) абсолютно великолепно. Но с того момента на большом экране ни автоботов, ни десептиконов видно не было — все они, включая порождения альтернативных вселенных (в одной из них трансформеры потерпели крушение на доисторической Земле и приняли облик динозавров), обосновались на телевидении и в видеосериалах.
В 2007 свет увидели первые «Трансформеры» Майкла Бея, на тот момент — безоговорочного лидера очень громких, предельно пустых и невероятно прибыльных блокбастеров. За десять лет вышло четыре продолжения: «Месть падших» (2009), «Темная сторона Луны» (2011), «Эпоха истребления» (2014) и «Последний рыцарь» (2017). Сказать о них, честно говоря, нечего, кроме того, что они были очень дорогие, довольно длинные и по большому счету попросту глупые: представить себе книгу «Трансформеры и философия» (вроде тех, что издавались про Гарри Поттера или «Матрицу») вряд ли возможно. Чуть лучше прочих была третья серия, но и это не имеет ровным счетом никакого значения.
В подобного рода фильмах едва ли стоит искать постмодернистские отсылки к прочим явлениям современного масскульта, они абсолютно самодостаточны, цельны и не нуждаются во включении в общую культурологическую канву. Здесь, впрочем, тоже не обходится без исключений: в забавной сцене из первого фильма Бея, лицезрея царапины на стене секретного бункера, один из героев спрашивает: «Вы что, Фредди Крюгера сюда приводили?», на что другой персонаж отвечает: «Нет, у Крюгера было четыре лезвия, а здесь три. Это же Росомаха! Точно, Росомаха!» Но к собственно действию фильма эти шуточки отношения не имеют.
В случае с «Бамблби», похоже, концепция несколько изменилась. Это одновременно и спин-офф, и приквел: действие перенесено в начало конца 1980-х; вот уже год, как прошел по экранам мультфильм с Уэллсом и Нимоем за кадром, лидерами американского проката уверенно становятся космически далекие от проблем робототехники «Трое мужчин и младенец», «Роковое влечение», второй «Полицейский из Беверли-Хиллз» и «Доброе утро, Вьетнам» (самый прибыльный именно что фантастический фильм года — «Хищник» с Арнольдом Шварценеггером — занимает всего лишь двенадцатое место).
Девушка с мужским именем Чарли (Хейли Стайнфелд, стальная кроха из «Железной хватки» братьев Коэн и звезда киносерии «Идеальный голос») находит изрядно покореженного трансформера Бамблби (во франшизе он участвовал с самого начала и играл далеко не последнюю роль) на свалке и пытается ему помочь. Без масштабных сцен разрушения, разумеется, не обойдется, но сам факт перехода франшизы в стилистику ретро вряд ли случаен. Первое, что приходит на ум,— это, конечно, «Инопланетянин» (1982) Стивена Спилберга; поскольку он является продюсером «Трансформеров» с самого начала беевской саги, аллюзии весьма прозрачны. Странно и даже непростительно, что на какую-нибудь из ролей не взяли Дрю Бэрримор — в данном случае преемственность поколений была бы более чем оправданна.
Впрочем, куда более уместной кажется другая, чуть менее очевидная на первый взгляд ассоциация. В 1986 году в США вышел фильм «Короткое замыкание» Джона Бэдема, спустя пару лет ставший хитом советского тогда еще проката и любимой (на сто процентов заслуженно) кинокартиной отечественных школьников: забавная, трогательная и увлекательная история очеловечившегося боевого робота, сбежавшего из секретной лаборатории и подружившегося со звездой «Полицейской академии» Стивом Гуттенбергом (любопытно, что именно Бэдем в свое время был постановщиком ленты «Голубой гром» о разумном вертолете!). Это был самый настоящий культ: на фильм ходили столько раз, сколько он шел в ближайшем кинотеатре, не посмотреть его — значило расписаться в полной несостоятельности, и это притом, что по всей стране уже катился, сметая все на своем пути, видеобум, в волнах которого можно было увидеть совсем иных роботов — от «Терминатора» до «Робокопа».
«Это было наше если не все, то точно очень многое», как выражался совсем другой автор по совсем другому поводу. И после того, как последняя, прошлогодняя серия «Трансформеров» была недвусмысленно ориентирована на китайский рынок, возникает мысль: не станет ли «Бамблби» специальным презентом для зрителей в России? Всех тех, кто не играл в соответствующие игрушки до поры до времени (а когда они заполонили магазины, из них попросту вырос), но зато прекрасно помнит «Короткое замыкание»?
Цитаты Оптимус Прайм
Иногда надо переступить через себя ради общего блага.
Когда будешь смотреть на звёзды, думай об одной из них, как о моей Душе. Во Вселенной есть многие тайны, которые нам не суждено разгадать. Но кто мы и откуда — к ним не относятся! Ответы на них живут внутри нас!
Энергетический Куб существовал ещё до того, как время начало свой отсчет. Нам неизвестно, откуда он появился, но мы знаем, что он несёт в себе силу, способную создавать миры и наполнять их жизнью. Так родилась и наша раса. Мы жили в мире и согласии, но как часто бывает с великой силой — одни захотели употребить её во имя добра, а другие во имя зла. И началась война, разорявшая нашу планету до тех пор, пока на ней не воцарилась смерть. А Энергетический Куб был утерян в глубинах космоса… Мы рассредоточились по всей Галактике в надежде вернуть его и восстановить свой родной дом. Осматривали каждую звезду, каждый мир. И когда мы уже потеряли надежду, сообщение о новом открытии заставило нас отправиться к неизвестной планете под названием Земля. Но мы опоздали…
— Почему мы сражаемся за спасение людей? Это примитивная, жестокая раса. — А разве мы были другими? Они ещё молодой вид, им многому предстоит научиться… Но они на стороне Добра.
— Ты сделал неправильный выбор. Ты всегда был самым храбрым из нас, но не умел принимать трудные решения. Наша планета будет жить. — Нет. — Когда-то мы были Богами. Мы все. Но здесь останется только один Бог.
— Оптимус, я всегда хотел лишь одного — чтобы наша раса выжила. Ты должен понять, почему мне пришлось тебя предать. — Ты предал не меня. Ты предал себя самого.
Мы пришли в этот мир случайно, не ожидая того, что с нами произойдет, как будут развиваться события, что будет с нами дальше.
У всех разумных существ есть право быть свободными.
В любой войне битвы сменяются затишьями. Может наступить день, когда мы утратим веру, день, когда наши союзники пойдут против нас. Но день, когда мы бросим эту планету и живущих на ней людей, не наступит никогда.
О прошлом наших рас не забывайте, ибо оно помогает нам жить дальше.
Оптимус Прайм
— Как житуха, сучата? А здесь можно клёво оттянуться!
— Где он таких слов набрался?
— Мы учили земные языки в вашей Всемирной паутине.
Энергетический Куб существовал ещё до того, как время начало свой отсчет. Нам неизвестно, откуда он появился, но мы знаем, что он несёт в себе силу, способную создавать миры и наполнять их жизнью. Так родилась и наша раса. Мы жили в мире и согласии, но как часто бывает с великой силой — одни захотели употребить её во имя добра, а другие во имя зла. И началась война, разорявшая нашу планету до тех пор, пока на ней не воцарилась смерть. А Энергетический Куб был утерян в глубинах космоса… Мы рассредоточились по всей Галактике в надежде вернуть его и восстановить свой родной дом. Осматривали каждую звезду, каждый мир. И когда мы уже потеряли надежду, сообщение о новом открытии заставило нас отправиться к неизвестной планете под названием Земля. Но мы опоздали…
— Оптимус, я всегда хотел лишь одного — чтобы наша раса выжила. Ты должен понять, почему мне пришлось тебя предать.
— Ты предал не меня. Ты предал себя самого.
— Как житуха, сучата? А здесь можно клёво оттянуться!
— Где он таких слов набрался?
— Мы учили земные языки в вашей Всемирной паутине.
Энергетический Куб существовал ещё до того, как время начало свой отсчет. Нам неизвестно, откуда он появился, но мы знаем, что он несёт в себе силу, способную создавать миры и наполнять их жизнью. Так родилась и наша раса. Мы жили в мире и согласии, но как часто бывает с великой силой — одни захотели употребить её во имя добра, а другие во имя зла. И началась война, разорявшая нашу планету до тех пор, пока на ней не воцарилась смерть. А Энергетический Куб был утерян в глубинах космоса… Мы рассредоточились по всей Галактике в надежде вернуть его и восстановить свой родной дом. Осматривали каждую звезду, каждый мир. И когда мы уже потеряли надежду, сообщение о новом открытии заставило нас отправиться к неизвестной планете под названием Земля. Но мы опоздали…
Трансформеры (The Transformers)
Энергетический Куб существовал ещё до того, как время начало свой отсчет. Нам неизвестно, откуда он появился, но мы знаем, что он несёт в себе силу, способную создавать миры и наполнять их жизнью. Так родилась и наша раса. Мы жили в мире и согласии, но как часто бывает с великой силой — одни захотели употребить её во имя добра, а другие во имя зла. И началась война, разорявшая нашу планету до тех пор, пока на ней не воцарилась смерть. А Энергетический Куб был утерян в глубинах космоса… Мы рассредоточились по всей Галактике в надежде вернуть его и восстановить свой родной дом. Осматривали каждую звезду, каждый мир. И когда мы уже потеряли надежду, сообщение о новом открытии заставило нас отправиться к неизвестной планете под названием Земля. Но мы опоздали…
Другие цитаты по теме
Добро и зло абстрактным не бывает.
И вдруг я заметил, что в последнее время эти вопросы перестали меня волновать — бытие Божие больше не вызывает у меня вопросов, не вызывает сомнений. Почему? Вот тут парадокс. Вокруг нас столько свидетельств абсолютного безбожия, творящегося сейчас в России! Вокруг нас столько мерзости, столько людей, которые абсолютно сознательно на моих глазах выпускают из себя мистера Хайда, которые сознательно становятся мерзавцами в поисках творческой энергетики, скудного пропитания, общественного признания.
И вот среди всего этого вера в Бога очень укрепляется. Почему? Парадокс этот просто разрешается. Да потому что мы видим, как наглядно это зло. Оно наглядно наказывается почти у всех деградацией, распадом личности, творческим бесплодием; оно очень наглядно наказывается превращением, иногда даже внешним, физическим. Наша эпоха бесконечно ценна наглядностью.
Вот то, как нам явлено лицо Дьявола, оно оттеняет лицо Господа. Поэтому у меня сомнений в последнее время совсем не стало. Если раньше я мог сказать «да, я сомневаюсь», да, иногда я впадал в совершенно постыдный агностицизм, то уж теперь я совершенно точно знаю, что Бог есть, и свет во тьме светит, и тьма не объемлет его. И в такие минуты особенно остро вспоминаешь Томаса Манна: «Какая прекрасная вещь абсолютное зло! Как просто по отношению к нему определиться».
Не будет заблуждением утверждать, что господь допускает зло во имя добра; ибо добром может почитаться лишь то, что само по себе отвечает идее «доброго», а не устанавливается путем сравнения. Что ни говори, пояснял Шлепфус, а здесь неизбежно возникает проблема абсолютно доброго и прекрасного, доброго и прекрасного вне связи со злым и безобразным, — проблема безотносительной качественности. Там, где отпадает сравнение, продолжал он, отпадает масштаб, и уже не может быть речи о тяжелом или легком, о большом или малом. А под этим углом доброе и прекрасное, утратив свою сущность, тоже свелись бы к бескачественному бытию, весьма схожему с небытием и ничуть над ним не возвышающемуся.
Мы же знаем, что история может развиваться по-разному. И когда увеличивается объём зла в человеческой жизни, оно начинает превалировать. И вроде как добро оказывается в меньшинстве. Сегодня христиане в меньшинстве. Сегодня ценности, которые мы проповедуем, либо с ходу отвергаются, либо игнорируются. Почему? Потому что мы предлагаем людям подыматься вверх, идти в гору. А всё, что предлагает массовая культура сегодня, — спускаться вниз. Если человек живёт по голосу инстинкта, если на основе инстинкта создаётся цивилизация, то, конечно, большинство пойдёт именно этим путём, потому что это гораздо легче и проще и не надо, как говорят русские, париться, не нужно себе создавать трудности. Вот такая лёгкая жизнь. Но ведь то же самое сказано в Евангелии: путь спасения — это узкий путь. И в каком-то смысле этот путь всегда связан с подвигом.
Добро определяет мой выбор в свою пользу всею бесконечностью своего положительного содержания и бытия, следовательно, этот выбор бесконечно определен, необходимость его была абсолютная, и произвола в нём — никакого; напротив, при выборе зла нет никакого определяющего основания, никакой необходимости, и, следовательно, бесконечный произвол.
Ставить проблему зла стоит только для того, чтобы покончить с идеей трансцендентного добра, диктующего человеку какие-то обязанности. Пока добро обременено обязанностями, характеристика зла будет иметь революционную ценность.
Общее сознание в человечестве решительно признает, что жалость есть добро; человек, проявляющий это чувство, называется добрым; чем глубже он его испытывает и чем шире применяет, тем он признается добрее; человек безжалостный, напротив, называется злым по преимуществу. Как постоянное свойство и практический принцип безжалостность называется эгоизмом. Если, таким образом, эгоизм осуждается разумом как бессмысленное утверждение несуществующего и невозможного, то противоположный принцип альтруизма, психологически основанный на чувстве жалости, вполне оправдывается разумом, как и совестью. . разум выводит принцип или правило отношения ко всем другим существам: поступай с другими так, как хочешь, чтобы они поступали с тобою самим.
Для чего же нужно было нам отведывать от плода познания добра и зла, если не для освобождения от зла?
Мы же знаем, что история может развиваться по-разному. И когда увеличивается объём зла в человеческой жизни, оно начинает превалировать. И вроде как добро оказывается в меньшинстве. Сегодня христиане в меньшинстве. Сегодня ценности, которые мы проповедуем, либо с ходу отвергаются, либо игнорируются. Почему? Потому что мы предлагаем людям подыматься вверх, идти в гору. А всё, что предлагает массовая культура сегодня, — спускаться вниз. Если человек живёт по голосу инстинкта, если на основе инстинкта создаётся цивилизация, то, конечно, большинство пойдёт именно этим путём, потому что это гораздо легче и проще и не надо, как говорят русские, париться, не нужно себе создавать трудности. Вот такая лёгкая жизнь. Но ведь то же самое сказано в Евангелии: путь спасения — это узкий путь. И в каком-то смысле этот путь всегда связан с подвигом.
— Почему мы сражаемся за спасение людей? Это примитивная, жестокая раса.
— А разве мы были другими? Они ещё молодой вид, им многому предстоит научиться… Но они на стороне Добра.